Компания Гуляевский порог

«ЭЛЕКТРОМАШИНОСТРОИТЕЛЬ» 23 марта 1984 года

Туристская быль

 

В. Кулясов

«ЦЕНА ПОСТУПКА»

В жизни бывает доволь­но часто, когда один лег­комысленный посту п о к влечет за собой цепь тя­желых последствий, стра­даний, которые способны надолго отравить жизнь че­ловеку.

Прошлой осенью, воз­вращаясь из командиров­ки, я услышал историю, которая вот уж сколько времени не выходит у ме­ня из головы. Расскажу ее вам с чужих слов, так, как ее слышал.

На одной из станций к нам в купе подсел парень лет двадцати восьми — тридцати. Крепенький, об­щительный, веселый. Раз­говор как-то сразу зала­дился. То, другое, третье — и буквально через час у меня создалось ощуще­ние, что я давным-давно знаю этого парня. Так часто бывает в дороге, ес­ли повезет с попутчиком. Мы сидели, жевали его «сервелат», запивали мо­им лимонадом, сыпали анекдотами да смешными историями. Когда выясни­лось, что мы не только тезки — оба Володи, но и родственные души — он тоже турист-водник, то тут нас вообще прорвало. Рассказы из туристской практики вперемежку с наблюдениями и оценка­ми сыпались как из ро­га изобилия. Общение так захватило, что мы совсем не замечали времени.

Но узнав, что наша груп­па совсем недавно верну­лась с Китоя, мой собесед­ник как-то вдруг притих. Я же, полней свежих впе­чатлений, так увлекся, что ничего не замечал. И вот, набирая в грудь воздуха для очередной тирады, я вдруг услышал:

—                  Да... Кито-ой, — ти­хо, врастяжку, скорее для себя, произнес мой собе­седник.

Я удивленно взглянул на Володю и поразился быст­рой смене его настроения. Он, ссутулившийся, с ка­кой-то грустью смотрел в окно. А там уже стемнело. Прошло несколько минут. Потом, как бы очнувшись, Володя произнес:

—                  Да-а, вот уж сколь­ко времени прошло. А как вспомню — мороз до кос­тей продирает.

И он поведал мне исто­рию, воспоминания о ко­торой еще долго будут острой занозой бередить ему душу.

— Ты же знаешь, что есть на Китое знаменитое место—урочище Моткины Щеки. Там, где река на протяжении 25 километров течет в каньоне. Отвесные стены достигают местами высоты 100 метров. Здесь самые мощные и серьез­ные пороги Китоя. Очень и очень немногие турист­ские группы получают офи­циальное право и имеют силы пройти этот участок. Обычно все его «обносят» по берегу. Мы тоже не имели права соваться сюда и должны были сделать об­нос. Но... Когда до конца обноса осталось 8 километ­ров— в устье реки Моткин Гол, нас посетила шаль­ная мысль: а что, если пройти оставшуюся часть Моткиных Щек но воде? Это был тринадцатый день маршрута.

Прекрасная, солнечная погода, безупречное про­хождение предыдущих порогов, хороший психологи­ческий климат и уверен­ность в своих силах—все это затуманило нам гла­за и создало какое-то шапкозакидательское настрое­ние: «Да нам  Китой по колено!».

Никакой серьезной ин­формации о порогах в Ще­ках у меня не было. Лишь только общая схема да од­на фраза бывалого турис­та. Про этот участок реки перед самым выходом на маршрут он мне сказал между прочим: «Пороги интересные, но ничего сверхъестественного в них нет. У нас там только двоих смыло. Но ничего, их сумели вовремя выло­вить. Мы ведь шли в ма­лую воду».

Вот так, опираясь на свой гонор, да на чужие слова, я бросил своих ребят в темную бездну Моткиных Щек. Забыв про то, что мы идем в среднюю воду, а это резко усложняет по­роги. Забыв про те памят­ники погибшим туристам, что грозным напоминани­ем для безрассудных го­лов стоят по берегам Ки­тоя. Забыв про то, что у каждого из моих ребят есть дети.

Дружненько собрав ка­тамараны, мы оттолкну­лись от каменной насыпи, и поток резко подхватил наши суда. Сзади, в щель между скальными отвесами светило яркое солнце. Сверху узкой полоской ме­жду стен виднелось без­облачное голубое небо. А впереди серые стены кань­она. Расстояние между ни­ми 20—30 метров. Какой- то непонятный объемный шум постепенно нарастал. Мы испытывали ощуще­ние таинственности.

Помню я пошутил:

— Мужики, мы вплыва­ем в мир теней.

По всему чувствовалось, впереди -— порог. Мужики сидели, вытя­нув шеи,—спокойные, уве­ренные. Кинооператор во­зился с кинокамерой. Вся аппаратура была расчех­лена. Позже Жора мне скажет: «Тогда у меня бы­ло какое-то до жути пус­тое спокойствие».

Я встал на судне, что­бы лучше видеть. Мы шли по центру, слегка смеща­ясь влево. По всем прави­лам необходимо было при­стать к осыпи и просмот­реть порог. Но ничего осо­бенного вроде не просмат­ривалось. Да и не хоте­лось приставать — пяти минут не прошло, как от берега оттолкнулись. Вдруг катамаран пошел с ускорением — какая-то подводная струя подхвати­ла нас. Внезапно показа­лась большая пенная яма, и мы шли прямо в нее. Уходить к берегу было уже поздно, время потеря­но. Я скомандовал «Впе­ред!».

Дальнейшее произошло очень быстро, в течение нескольких секунд. В пер­вой яме нас немного раз­вернуло и сразу бросило во вторую. Там разверну­ло окончательно. И в тре­тью мы летели уже боком!

— Левый табань — по­следние звуки команды я по инерции докричал уже под водой — катамаран перевернулся.

Когда я (вынырнул, то первое, что увидел,— это широко раскрытые глаза нашего кинооператора. В них застыло растерянное удивление: «Как? Мы? Не может быть?!». В одной руке, над водой, он дер­жал промокшую кинокаме­ру, в другой—кофр, пол­ный воды.

Я догнал перевернутый каматаран, быстро влез в него и стал вытаскивать запасное весло. Весло не поддавалось, его заклини­ло. Я вдруг удивился, что рядом никого нет. Никто не плыл к судну. Сейчас дорога каждая секунда, по­ка катамаран снова не во­шел в основную струю. Я поднял голову и увидел, как три оранжевые фигу­ры, прижатые водой к ска­лам, цепляются за них ру­ками. А четвертый стоял на подводном камне, метpax в восьми от меня, по грудь в воде, с веслом в руках.

— Витя! Весло! Весло-о! — закричал я что было сил.

Он стоял, не двигаясь, с приоткрытым ртом, ши­роко открытыми глазами, и, как загипнотизирован­ный, смотрел на меня. Внезапность происшедше­го психологически подави­ла способность к активным действиям. До этого никто из ребят не переворачи­вался на катамаране.

По тому, как быстро за­мелькали камни, стало яс­но, что основная струя по­тащила меня в следующий порог. Очередной крик «Весло!» застрял в горле. Стоя на коленях, я вдруг на мгновение увидел себя его глазами, увидел, как наш катамаран уже пошел в эту трубу и быстро уда­ляется. А впереди еще семь километров страш­ных порогов, и каждый может быть последним. Я заметил, как из той же са­мой ямы, задрав нос, мед­ленно опрокидываясь, вы­ползает второй наш ка­тамаран. Ужас пронзил те­ло. Время замерло. Дикое ощущение того, что из во­ды встает очередной кол­лективный обелиск погиб­шим на Китое, сковало ме­ня. Я вдруг полностью осо­знал трагизм случившего­ся. Физически, каждой своей клеточкой ощутил личную ответственность за жизнь тех, кого повел сю­да. Переворот второго суд­на был бы катастрофой не­избежной. Я понял, что за эту бессмысленную траге­дию, если она произойдет, прощения мне не будет ни­когда. Казалось, все мое существо сейчас разорвет­ся от невыносимого напря­жения.

А катамаран выползал все выше и заваливался на спину. Сейчас лишь слу­чай решал нашу судьбу. Левый передний — Вик­тор Степной — весь вы­бросился за борт в отча­яннейшей попытке поло­жить судно. Я даже при­крыл глаза, чтобы взгля­дом не помешать ему, не опрокинуть экипаж.

...Володя вздохнул и за­молчал. За окном уже была глубокая ночь. Все дав­но спали под мерный стук колес. Я сидел, затаив ды­хание. Я видел эти места и отлично понимал, о чем он говорит. Как будто все происходило со мной. Я разделял с ним этот тя­желый груз ответственнос­ти за безответственный по­ступок.

— Второй катамаран, — продолжал он хриплым голосом, — шел ближе к осыпи и успел бы прича­лить. Но когда Жора крик­нул: «Валера, они пере­вернулись!», Валера, ка­питан второго катамарана, скомандовал: «Вперед! Быстрей!». И они нырну­ли в эту кашу вслед за на­ми. Иначе поступить Ва­лера не счел нужным. Вот уж поистине — героизм одного есть следствие без­ответственности другого...

Мне до мелочей вреза­лась в память эта карти­на — вставший на дыбы катамаран. Он стоял веч­ность, прежде чем упасть. Упасть вперед! Китой по­щадил. Ребята сразу же бросились догонять меня. Я, что было сил рванул и выдернул весло. Дальше проще — они меня подце­пили, и мы успели зачалиться в косе прямо перед опасным прижимом. Пере­вернули катамаран. Схва­тили веревку и полезли на скалы выдергивать дру­гих. Через три часа мы были все вместе и все бы­ло готово к продолжению сплава. Необходимо идти вперед, выбираться из это­го ущелья. Обратного пу­ти уже не было. Но наш экипаж все что-то возил­ся, подвязывал, кряхтел. Шок еще не прошел. Ва­лера взял меня за руку: — Володя, мы пойдем первыми, а вы уж за на­ми. Хорошо? Я кивнул.

Пройдя первый порог, мы опять вышли вперед, и оставшиеся препятствия прошли очень осторожно. Но этот сплав на дне глу­боких отвесных Щек ока­зал большое психологическое давление ощущением замкнутости, ограниченно­сти пространства. Даже ка­кой-то беспомощности. А может, нам так показа­лось.

Ночью в палатке я дол­го не мог уснуть. Проклинал себя, на чем свет сто­ит, снова и снова пережи­вая нелепость случивше­гося. И неожиданно для себя вдруг, сказал вслух «Чуть не влипли».

«Чуть-чуть», — согла­сились из темноты.

При этих воспоминани­ях меня почему-то всегда охватывает ощущение именно трагического исхо­да этой истории. И долго не отпускает тупая сердеч­ная боль от своей неискупимой вины.

...Утром мы дожевали всухомятку оставшуюся половину общего батона и просто сидели и смотрели в окно. День был чудес­ный. Яркие краски отцве­тающей природы радова­ли глаза. Кругом бурлила жизнь. И мне вдруг подумалось: «А «все-таки как хорошо, что эта история произошла не со мной».

 

В. Кулясов, начальник бюро отде­ла 505 МЗ ВВ.