«ЭЛЕКТРОМАШИНОСТРОИТЕЛЬ» 23 марта 1984 года
Туристская быль
В. Кулясов
«ЦЕНА ПОСТУПКА»
В жизни бывает довольно часто, когда один легкомысленный посту п о к влечет за собой цепь тяжелых последствий, страданий, которые способны надолго отравить жизнь человеку.
Прошлой осенью, возвращаясь из командировки, я услышал историю, которая вот уж сколько времени не выходит у меня из головы. Расскажу ее вам с чужих слов, так, как ее слышал.
На одной из станций к нам в купе подсел парень лет двадцати восьми — тридцати. Крепенький, общительный, веселый. Разговор как-то сразу заладился. То, другое, третье — и буквально через час у меня создалось ощущение, что я давным-давно знаю этого парня. Так часто бывает в дороге, если повезет с попутчиком. Мы сидели, жевали его «сервелат», запивали моим лимонадом, сыпали анекдотами да смешными историями. Когда выяснилось, что мы не только тезки — оба Володи, но и родственные души — он тоже турист-водник, то тут нас вообще прорвало. Рассказы из туристской практики вперемежку с наблюдениями и оценками сыпались как из рога изобилия. Общение так захватило, что мы совсем не замечали времени.
Но узнав, что наша группа совсем недавно вернулась с Китоя, мой собеседник как-то вдруг притих. Я же, полней свежих впечатлений, так увлекся, что ничего не замечал. И вот, набирая в грудь воздуха для очередной тирады, я вдруг услышал:
— Да... Кито-ой, — тихо, врастяжку, скорее для себя, произнес мой собеседник.
Я удивленно взглянул на Володю и поразился быстрой смене его настроения. Он, ссутулившийся, с какой-то грустью смотрел в окно. А там уже стемнело. Прошло несколько минут. Потом, как бы очнувшись, Володя произнес:
— Да-а, вот уж сколько времени прошло. А как вспомню — мороз до костей продирает.
И он поведал мне историю, воспоминания о которой еще долго будут острой занозой бередить ему душу.
— Ты же знаешь, что есть на Китое знаменитое место—урочище Моткины Щеки. Там, где река на протяжении 25 километров течет в каньоне. Отвесные стены достигают местами высоты 100 метров. Здесь самые мощные и серьезные пороги Китоя. Очень и очень немногие туристские группы получают официальное право и имеют силы пройти этот участок. Обычно все его «обносят» по берегу. Мы тоже не имели права соваться сюда и должны были сделать обнос. Но... Когда до конца обноса осталось 8 километров— в устье реки Моткин Гол, нас посетила шальная мысль: а что, если пройти оставшуюся часть Моткиных Щек но воде? Это был тринадцатый день маршрута.
Прекрасная, солнечная погода, безупречное прохождение предыдущих порогов, хороший психологический климат и уверенность в своих силах—все это затуманило нам глаза и создало какое-то шапкозакидательское настроение: «Да нам Китой по колено!».
Никакой серьезной информации о порогах в Щеках у меня не было. Лишь только общая схема да одна фраза бывалого туриста. Про этот участок реки перед самым выходом на маршрут он мне сказал между прочим: «Пороги интересные, но ничего сверхъестественного в них нет. У нас там только двоих смыло. Но ничего, их сумели вовремя выловить. Мы ведь шли в малую воду».
Вот так, опираясь на свой гонор, да на чужие слова, я бросил своих ребят в темную бездну Моткиных Щек. Забыв про то, что мы идем в среднюю воду, а это резко усложняет пороги. Забыв про те памятники погибшим туристам, что грозным напоминанием для безрассудных голов стоят по берегам Китоя. Забыв про то, что у каждого из моих ребят есть дети.
Дружненько собрав катамараны, мы оттолкнулись от каменной насыпи, и поток резко подхватил наши суда. Сзади, в щель между скальными отвесами светило яркое солнце. Сверху узкой полоской между стен виднелось безоблачное голубое небо. А впереди серые стены каньона. Расстояние между ними 20—30 метров. Какой- то непонятный объемный шум постепенно нарастал. Мы испытывали ощущение таинственности.
Помню я пошутил:
— Мужики, мы вплываем в мир теней.
По всему чувствовалось, впереди -— порог. Мужики сидели, вытянув шеи,—спокойные, уверенные. Кинооператор возился с кинокамерой. Вся аппаратура была расчехлена. Позже Жора мне скажет: «Тогда у меня было какое-то до жути пустое спокойствие».
Я встал на судне, чтобы лучше видеть. Мы шли по центру, слегка смещаясь влево. По всем правилам необходимо было пристать к осыпи и просмотреть порог. Но ничего особенного вроде не просматривалось. Да и не хотелось приставать — пяти минут не прошло, как от берега оттолкнулись. Вдруг катамаран пошел с ускорением — какая-то подводная струя подхватила нас. Внезапно показалась большая пенная яма, и мы шли прямо в нее. Уходить к берегу было уже поздно, время потеряно. Я скомандовал «Вперед!».
Дальнейшее произошло очень быстро, в течение нескольких секунд. В первой яме нас немного развернуло и сразу бросило во вторую. Там развернуло окончательно. И в третью мы летели уже боком!
— Левый табань — последние звуки команды я по инерции докричал уже под водой — катамаран перевернулся.
Когда я (вынырнул, то первое, что увидел,— это широко раскрытые глаза нашего кинооператора. В них застыло растерянное удивление: «Как? Мы? Не может быть?!». В одной руке, над водой, он держал промокшую кинокамеру, в другой—кофр, полный воды.
Я догнал перевернутый каматаран, быстро влез в него и стал вытаскивать запасное весло. Весло не поддавалось, его заклинило. Я вдруг удивился, что рядом никого нет. Никто не плыл к судну. Сейчас дорога каждая секунда, пока катамаран снова не вошел в основную струю. Я поднял голову и увидел, как три оранжевые фигуры, прижатые водой к скалам, цепляются за них руками. А четвертый стоял на подводном камне, метpax в восьми от меня, по грудь в воде, с веслом в руках.
— Витя! Весло! Весло-о! — закричал я что было сил.
Он стоял, не двигаясь, с приоткрытым ртом, широко открытыми глазами, и, как загипнотизированный, смотрел на меня. Внезапность происшедшего психологически подавила способность к активным действиям. До этого никто из ребят не переворачивался на катамаране.
По тому, как быстро замелькали камни, стало ясно, что основная струя потащила меня в следующий порог. Очередной крик «Весло!» застрял в горле. Стоя на коленях, я вдруг на мгновение увидел себя его глазами, увидел, как наш катамаран уже пошел в эту трубу и быстро удаляется. А впереди еще семь километров страшных порогов, и каждый может быть последним. Я заметил, как из той же самой ямы, задрав нос, медленно опрокидываясь, выползает второй наш катамаран. Ужас пронзил тело. Время замерло. Дикое ощущение того, что из воды встает очередной коллективный обелиск погибшим на Китое, сковало меня. Я вдруг полностью осознал трагизм случившегося. Физически, каждой своей клеточкой ощутил личную ответственность за жизнь тех, кого повел сюда. Переворот второго судна был бы катастрофой неизбежной. Я понял, что за эту бессмысленную трагедию, если она произойдет, прощения мне не будет никогда. Казалось, все мое существо сейчас разорвется от невыносимого напряжения.
А катамаран выползал все выше и заваливался на спину. Сейчас лишь случай решал нашу судьбу. Левый передний — Виктор Степной — весь выбросился за борт в отчаяннейшей попытке положить судно. Я даже прикрыл глаза, чтобы взглядом не помешать ему, не опрокинуть экипаж.
...Володя вздохнул и замолчал. За окном уже была глубокая ночь. Все давно спали под мерный стук колес. Я сидел, затаив дыхание. Я видел эти места и отлично понимал, о чем он говорит. Как будто все происходило со мной. Я разделял с ним этот тяжелый груз ответственности за безответственный поступок.
— Второй катамаран, — продолжал он хриплым голосом, — шел ближе к осыпи и успел бы причалить. Но когда Жора крикнул: «Валера, они перевернулись!», Валера, капитан второго катамарана, скомандовал: «Вперед! Быстрей!». И они нырнули в эту кашу вслед за нами. Иначе поступить Валера не счел нужным. Вот уж поистине — героизм одного есть следствие безответственности другого...
Мне до мелочей врезалась в память эта картина — вставший на дыбы катамаран. Он стоял вечность, прежде чем упасть. Упасть вперед! Китой пощадил. Ребята сразу же бросились догонять меня. Я, что было сил рванул и выдернул весло. Дальше проще — они меня подцепили, и мы успели зачалиться в косе прямо перед опасным прижимом. Перевернули катамаран. Схватили веревку и полезли на скалы выдергивать других. Через три часа мы были все вместе и все было готово к продолжению сплава. Необходимо идти вперед, выбираться из этого ущелья. Обратного пути уже не было. Но наш экипаж все что-то возился, подвязывал, кряхтел. Шок еще не прошел. Валера взял меня за руку: — Володя, мы пойдем первыми, а вы уж за нами. Хорошо? Я кивнул.
Пройдя первый порог, мы опять вышли вперед, и оставшиеся препятствия прошли очень осторожно. Но этот сплав на дне глубоких отвесных Щек оказал большое психологическое давление ощущением замкнутости, ограниченности пространства. Даже какой-то беспомощности. А может, нам так показалось.
Ночью в палатке я долго не мог уснуть. Проклинал себя, на чем свет стоит, снова и снова переживая нелепость случившегося. И неожиданно для себя вдруг, сказал вслух «Чуть не влипли».
«Чуть-чуть», — согласились из темноты.
При этих воспоминаниях меня почему-то всегда охватывает ощущение именно трагического исхода этой истории. И долго не отпускает тупая сердечная боль от своей неискупимой вины.
...Утром мы дожевали всухомятку оставшуюся половину общего батона и просто сидели и смотрели в окно. День был чудесный. Яркие краски отцветающей природы радовали глаза. Кругом бурлила жизнь. И мне вдруг подумалось: «А «все-таки как хорошо, что эта история произошла не со мной».
В. Кулясов, начальник бюро отдела 505 МЗ ВВ.